12 марта в Казахстане прошло заседание правительства, на котором главной темой был вопрос об инфляции. Премьер-министр Олжас Бектенов заявил, что инфляция в Казахстане замедлилась и составила 9,3% в годовом выражении. При этом задача стоит в том, чтобы удержать ее в 2024 году ниже 8%. Он отметил, что «здесь недостаточно принимаемых мер со стороны центральных и местных исполнительных органов власти» и предупредил об их ответственности в случае роста цен на социально значимые продукты.
В свою очередь председатель Нацбанка Тимур Сулейменов сказал, хотя инфляция снизилась, но темпы замедления годовой инфляции сокращаются. По его словам, за февраль ускорился рост цен на товары и услуги, что ограничивает пространство для смягчения денежно-кредитной политики.
В переводе с условного дипломатически-бюрократического языка это означает, что Нацбанк стремится уйти даже не от ответственности за обсуждаемую тему инфляции, а от того, что Сулейменов называет «смягчением денежно-кредитной политики». В том числе потому, что одним из источников роста инфляции в 2022 году был быстрый рост государственных расходов.
В 2023 году проводилось ужесточение денежно-кредитной политики. Теперь, очевидно, Нацбанк сталкивается с лоббированием в сторону ее смягчения. Тем более, что в недавно анонсированном плане Агентства по стратегическому планированию предполагается весьма существенный рост ВВП в период до 2029 года. Понятно, что это требует увеличения не только частных, но и государственных инвестиций. Это предполагает также и рост прямых государственных расходов.
В принципе увеличение госрасходов способно вызвать рост ВВП. Во многом на этом основываются идеи кейнсианства. В соседней России мы наблюдаем так называемое «военное кейнсианство», связанное с увеличением государственных расходов на военные нужды. Вследствие этого идет рост производства, ВВП и снижается безработица. Но здесь есть естественные ограничения. Они связаны даже не с тем, что производство вооружения, условно говоря, конечно и не ведет к развитию экономики, а со сложностями расширения производства в виду невозможности приобретать оборудование и нехваткой персонала.
В классическом кейнсианстве государственные расходы создавали дополнительный спрос для уже существующих и не занятых производственных мощностей и соответствующего числа рабочей силы. Это было следствием финансового кризиса. В обычной ситуации слишком большой рост госрасходов ведет как раз к росту инфляции.
Конечно, в Казахстане есть много явно недофинансированных направлений, куда государству могло бы направить дополнительное финансирование. Собственно, поэтому государство увеличивает расходы. К примеру, за 2023 год они выросли на 24,3%. В то же время при этом ему удается несколько лучше управлять инфляцией, чем в 2022 году. Во многом это обеспечено тем, что высокая ставка позволила связать часть денежной массы, которая в противном случае могла бы быть направлена на потребление или на приобретение иностранной валюты. По сути, если ты в прошлом году размещал депозиты в тенге, то по итогам мог получить до 20% в валюте.
Поэтому Сулейменов и говорит, что потенциал снижения ставки и в целом смягчения денежной политики фактически исчерпан. Тем более, что всегда есть альтернативное мнение усилить роль Нацбанка в качестве источника дешевого финансирования для банковского сектора с целью обеспечения роста экономики. Когда АСПИР предлагает такую амбициозную программу фактического удвоения ВВП, эти идеи могут показаться привлекательными.
Но здесь есть одно существенное ограничение, связанное с опасением инфляции. У нее слишком высокая цена с точки зрения общественных настроений. Поэтому важно, что премьер Бектенов сделал именно акцент на инфляции, которая таким образом выглядит важным показателем работы правительства и местных органов власти. а Сулейменов подтвердил приверженность более жесткой финансовой политики.
Конечно, крайними в такой ситуации оказываются местные органы власти. Бектенов упомянул об ответственности. Хотя понятно, что в рыночной экономике навряд ли государство способно сильно влиять на цены. Если оно будет их только ограничивать, тем более силовым способом, то это приведет к снижению деловой активности.
Хотя в целом очевидна тенденция усиления государственного вмешательства в экономику, пока в форме большего участия в перераспределении ресурсов. Государство хочет больше тратить, поэтому ему нужно больше налогов. Но оно не может увеличить, к примеру, НДС, потому что это приведет к быстрому росту инфляции. Поэтому увеличиваются налоги, к примеру, на банки. Тем более, что они не так популярны в обществе.
Государство хотело бы остаться в рыночном формате и решать вопросы в данном контексте. Но как сделать это, находясь между общественным недовольством и инфляцией. Например, надо бы существенно повысить цены на коммунальные услуги, но есть риски. В этом году уже повысили цены на коммунальные услуги и электричество, что пока не нашло отражения в инфляции в годовом выражении, но по итогам года обязательно найдет.
Тем более, что Казахстану в этом году предстоит еще столкнуться с последствиями экономической политики в соседней России, нашим самым важным партнером в области экономики. Здесь также стоит вопрос о росте инфляции и возможной девальвации рубля для решения задачи по сбору налогов и выполнения политики «военного кейнсианства». Неизвестно, как это скажется на экономике Казахстана, особенно с учетом того, что по многим категориям товаров мы зависим от поставок из России.
Наверное, в правительстве постоянно идет обсуждение всех этих непростых моментов. В любом случае мы находимся в более удобном положении, чем многие наши соседи и можем в относительно спокойной обстановке заниматься решением тех или иных вопросов. Это когда не надо решать вопросы в экстренном, пожарном порядке. Соответственно, теоретически должно быть время для какой-то стратегии, не только для решения тактических вопросов.
