Террористическая атака 22 марта в Москве, в торговом центре Крокус, в ходе которой погибло 137 человек, стала самой масштабной подобной трагедией в России с 2004 года. Тогда в Северной Осетии террористами была захвачена школа в городе Беслан. Во время операции по освобождению погибло 334 заложника, из них 186 детей. Ранее в 2002 году в Москве был захвачен концертный зал во время спектакля «Норд-Ост», тогда погибло 130 заложников. На этот раз речь шла не о взятии заложников и выдвижении каких-то требований, нападавшие убивали людей с целью террора, они хотели шокировать общественность. Тем более, что этот теракт, в отличии от прошлых трагедий, происходил почти в прямом эфире с учетом наличия у всех сотовых телефонов.

Это стало серьезным потрясением для всех. В современном мире стала слишком высока уязвимость людей, особенно на массовых мероприятиях. Каждый может себя представить в такой ситуации, которая произошла в торговом центре Крокус в Москве и это усиливает шок от происходящего. Тем более, когда ты можешь сопереживать через сотни видео, снятых на месте трагедии.

Можно вспомнить многие подобные события с террористическими атаками в Европе, например, в Ницце, в Берлине, в Париже. В некоторых европейских городах в туристический сезон часто можно увидеть в центре города военных с оружием на тот случай, если что-то произойдет и чтобы не ждать, пока спецназ приедет.

В такой ситуации всегда большое значение имеют превентивные действия спецслужб. Предотвратить подобную атаку более эффективно, хотя не так заметно. В той же Европе после подобных инцидентов говорили, что нельзя дать террористам запугать общество, отказаться от привычного образа жизни и установить режим полицейского государства. Поэтому так много значит превентивная работа специальных служб. 

В данном случае с произошедшей 22 марта трагедией определенная сложность заключается в том, что 8 марта США сделали предупреждение о высокой вероятности террористической атаки в России и порекомендовали своим гражданам не посещать массовые мероприятия. Американские масс-медиа сообщили с ссылкой на официальные лица, что США направили предупреждение также и российским властям.

Однако в России по вполне понятным причинам сегодня не доверяют США. Между странами очень непростые отношения и именно в связи с этим Москва отреагировала на предупреждение Вашингтона с известным скепсисом. 19 марта президент Владимир Путин назвал заявления о возможности терактов в России «провокацией» и «шантажом». По его словам, «все это напоминает откровенный шантаж и намерение запугать, дестабилизировать наше общество».

23 марта российское информагентство «Интерфакс» сообщило, что российские спецслужбы подтвердили, что американцы информировали их о готовящемся теракте, но информация была без конкретизации. Но это и понятно, здесь наверное и не могло быть какой-то конкретики. Но прислушаться к предупреждению все-таки стоило. В этом смысле публикация в «Интерфаксе» выглядит как почти извинение, насколько это возможно в такой ситуации.

Очевидно, что после трагических событий 22 марта теперь предстоит условный «разбор полетов». В Москве будут выяснять детали произошедшего, как это стало возможным и что это означает. Но уже сейчас появляется много самых разных интерпретаций. В связи с общей напряженностью политической ситуации, естественно, что они очень отличаются друг от друга.

Согласно официальной российской позиции в нападении участвовали в основном граждане Таджикистана. Один из них был убит в самом Крокусе, еще один погиб при задержании в Брянской области, когда остановили машину Рено Симбол, объявленную в Москве в розыск. Еще несколько подозреваемых были арестованы, в том числе в той же Брянской области. В эту область террористы вроде бы приехали из Москвы с целью уйти в Украину, где у них якобы «были контакты». Всего было арестовано 11 человек. Один из них заявил, что его наняли по телефону и заплатили 500 тыс. руб.

К данной версии есть ряд вопросов. Самый очевидный из них связан с тем, что террористы уехали из Москвы на той же машине, на которой они двигались в городе во время теракта и проехали потом 350 километров до Брянской области. Любой план перехват, который должен был быть объявлен сразу же, не дал бы им этого сделать. Тем более, что для них все-таки логично было бы поменять машину с учетом явно профессиональной подготовки тех террористов, кто действовал в Крокус.

Зачем вообще было ехать к границе России с Украиной при том, что пройти ее было бы невозможно. Особенно на фоне всех тех мер безопасности, которые обе стороны применяют в последние два года, включая минирование и наличие большого числа вооруженной охраны. Если даже предположить, что есть какие-то контакты, то они могут быть только с одной из враждующих сторон, но не с обеими. Как можно пройти фактически линию фронта, пусть даже не слишком активную, хотя и не на всех участках.

Тем не менее, российская пропаганда довольно активно использует «украинский след». Хотя, казалось бы, уже есть заявление радикальной исламистской организации «Вилайят Хорасан» — подразделения «Исламского государства», которое базируется в Афганистане. 24 марта на их новостном ресурсе «Амак» появилось видео из Крокуса, где боевики ходят в холле торгового центра и убивают людей.

При этом в официальной российской версии также делается акцент на участии в террористической атаке именно радикальных исламистов. Поэтому она, собственно, не противоречит заявлению радикалов из «Вилайят Хорасан». Хотя высказываются и такие мнение, что эта организация берет на себя ответственность за все подобные действия, поэтому к ее заявлениям надо относиться с долей скепсиса. Но все-таки, видео с моментом нападения на Крокус выглядит очень правдоподобно.

Стоит отметить, что в выступлении президента Путина 23 марта прозвучало. «Мы знаем, что такое угроза терроризма. Рассчитываем здесь на взаимодействие со всеми государствами, которые искренне разделяют нашу боль и готовы на деле, реально объединять усилия в борьбе с общим врагом – международным терроризмом со всеми его проявлениями». В данном случае это выглядит, как жест в сторону Запада.

Со времен трагических событий в сентябре 2001 года в США концепция борьбы с международным терроризмом часто использовалась самыми разными государствами и обычно это ассоциировалось с радикальными исламистскими организациями. Например, когда шла борьба с ИГИЛ в Ираке и Сирии, то против этой организации выступали и США, и Иран, и Россия, и некоторые страны Персидского залива. Хотя между ними всегда были серьезные противоречия.

В данном случае президент Путин, условно говоря, не совсем предлагает вернуться к взаимодействию с Западом перед угрозой международного терроризма, а скорее напоминает о прошлом опыте такого взаимодействия. Если допустить, что это так, тогда понятно, что стороны для начала должны прийти к общему знаменателю в оценке трагических событий в Крокусе и их виновников. Тем более, что все западные лидеры осудили произошедшее. Тогда почему и сам президент Путин, и российская пропаганда все-таки делают акцент на «украинском следе». Понятно же, что такая версия выглядит не совсем логичной и Запад с этим никогда не согласится.

Возможно, что это связано как раз с пропагандой и адресовано в первую очередь внутренней аудитории. Пока в обществе высок эмоциональный фон и шок от произошедшего, для целей пропаганды можно использовать самые разные версии. По мере развития событий некоторые из них отпадут за ненадобностью, но след и осадок при этом останутся. Так что, скорее всего, это именно следствие потребностей пропаганды, которая в свою очередь определяется логикой двухлетнего противостояния с Украиной и поддерживающим ее Западом.

Для реальной политики пока важны хотя бы демонстрация жестов. В этом контексте и стоит рассматривать и слова Путина про международный терроризм и однозначное осуждение происходящего со стороны лидеров стран Запада. А «украинский след» это попытка, условно говоря, несколько задеть своего противника, война то продолжается.   

Стоит также упомянуть про версии, которые предлагают критики официальных властей в России. Согласно ним, здесь прослеживается прямая аналогия с событиями вокруг взрывов домов в Москве, Волгодонске в 1999 году. Критики утверждают, что тогда их вроде бы взорвали сами российские спецслужбы для того, чтобы предоставить повод для второй чеченской войны и получить для этого общественную поддержку. Очень часто вспоминают историю с так называемым «рязанским сахаром». Тогда в Рязани в подвале было найдено взрывчатое вещество гексоген, что подтвердили взрывотехники. Министр внутренних дел сказал, что был предотвращен теракт, а потом было заявлено, что на самом деле это был сахар и происходила проверка бдительности соответствующих структур.

В таких сложных и неоднозначных ситуациях обычно появляются теории заговора. Такие конспирологические версии были и в отношении многих других подобных громких событий последних двух десятилетий, например, в отношении событий 2001 года или обстоятельств появления ИГИЛ или Хамас. Но доказательств обычно нет, поэтому к теориям заговора часто бывает критическое отношение. Например, в 2002 году вышла книга Юрия Фельшинского и Александра Литвиненко «ФСБ взрывает Россию». По ее поводу журнал «Observer» написал, что «из-за отсутствия прозрачности ее трудно читать как что-то большее, чем просто теорию заговора».

В данном случае российским официальным властям события в Крокусе явно были невыгодны. Хотя бы потому, что за три дня до этого президент Путин назвал шантажом предупреждения американцев. Но более важно то, что власти в России сегодня предпринимают много усилий, чтобы на фоне происходящей войны представить положение дел в стране, как в общем и целом нормальное.

Конечно, на фоне шока общество может достаточно эмоционально среагировать на ситуацию. Тем более, что речь идет о том, что террористы были выходцами из Таджикистана. Хотя власти явно должны предпринять меры, чтобы эмоции не выходили за границы, за которыми происходит нарушения порядка. Можно вспомнить шокирующий случай с допросом таджика, задержанного по подозрению в совершении этого теракта.

В России сегодня очень много выходцев из Центральной Азии, больше всего узбеков, таджиков и кыргызов. Кроме того, в России не хватает рабочей силы. Поэтому логично вспомнить слова европейских политиков после атак радикальных исламистов, что нельзя отказываться от обычного образа жизни. Это будет подарок террористам. Но нужно улучшить превентивную работу по предотвращению подобных трагедий.

В том числе это справедливо и для нас в государствах Центральной Азии. К примеру, у нас уже были подобные ситуации в Таразе в 2011 году, в Актобе и в Алматы в 2016 году. Периодически спецслужбы сообщают о предотвращении новых подобных попыток. Но в настоящее время ситуация в мире стала слишком напряженной и, в том числе появляется все больше места для самой разной конспирологии, а это всегда не очень хорошо.

Это имеет отношение и к соседнему Афганистану, где, как раз и находится организация «Велайят Хорасан», которая связана с «ИГИЛ». Хотя в отношении нее есть много вопросов, но факт остается фактом, в Афганистане существует некоторые группы радикальных исламистов, идеологически близких к салафитам. Для Афганистане это не совсем типично. Здесь традиционно распространен ханафитский мазхаб, как и во всем регионе. К ханафитам относят и правящих в Афганистане талибов, идеология которых связана с деобандийским направлением в исламе.

При этом между талибами и «Исламским государством» существуют противоречия, они как раз и связаны с идеологическими моментами. Кроме того, «ИГ» придерживается джихадистской идеологии. В то время как Талибан больше заинтересован в реализации своего проекта именно в Афганистане. Поэтому талибы не призывают к внешней экспансии своей идеологической модели. В свою очередь открывает возможности для реальной политики.

Собственно, во многом на основе этого и происходит сегодня активное взаимодействие талибов с Центральной Азией и другими соседями. К примеру, для Талибан при всей риторике и периодически происходящих обострениях в отношениях с Ираном, все равно критически важна здесь стабильность. Потому что талибы помнят, как в конце 1990-ых годов Иран оказывал поддержку многочисленным проиранским и антиталибским группам в Афганистане, которые воевали против Талибан. Это были хазарейцы, чараймаки, таджики и некоторые другие.

Здесь важно, что устойчивость Талибан в Афганистане сегодня во многом зависит от отсутствия внешней конкуренции вокруг этой страны, такой, какая была в 1990-ых годах. Сегодня никто не заинтересован в возобновлении такой практики. Условно говоря, все хотят дать талибам шанс, особенно Китай. Стабильность имеет большое значение для всех экономических проектов, которые планируются в Афганистане и вокруг него.

В этом смысле террористическая атака в Москве, ответственность за которую взяла организация, которая как-то относится к Афганистану, снова привлекает интерес внешних сил к этой стране. В данном случае нельзя, конечно, сказать, что это может иметь такое же влияние на политику России, как это было после терактов в США в 2001 году. Но, несомненно, что Россия должна каким-то образом отреагировать на такой вызов. Нельзя сказать, что она начнет проводить более активную политику, по крайней мере, сейчас, но теоретически это возможно, особенно в среднесрочной перспективе.

Здесь можно вспомнить, что в российской политике в отношении Афганистана было несколько уровней. На одном российские представители говорили об угрозах со стороны Афганистана. В то время как на другом уровне они утверждали, что важно взаимодействовать с Талибан и в том числе реализовать проекты транспортных коридоров через Афганистан.

Такая некоторая двойственность политики по отношению к Афганистану была связана с разными задачами и разными адресатами. В первом случае речь шла о системе безопасности в Центральной Азии. Для условной консервации этой системы в прежнем формате, который сложился в 1990-ых годах, как раз важны разговоры об угрозе. Но для более глобального уровня, где взаимодействуют великие державы и крупные региональные игроки, Китай, США, Иран, Индия, Пакистан, нужна уже другая риторика.

Понятно, что Москва не будет вмешиваться в политику в Афганистане, для этого нет возможностей. Тем более, что здесь сегодня есть более крупный игрок – Китай. Но активизация обсуждений в области системы безопасности с государствами Центральной Азии более чем вероятна. Афганистан в ближайшее время будет привлекать все больше внимания со всех сторон.

Так или иначе, но, похоже, начинается такой новый этап турбулентности в региональной политики, который в том числе отражает и рост напряженности в глобальной политике. Время наступает нестабильное и сложное. Экономическое положение ухудшается. Все это благоприятная почва для радикально настроенных элементов и тех, кто может захотеть их использовать.